Пара слов о сне и подростках. В юношеском возрасте ритмы сна постепенно изменяются. Возможно, изначально эти изменения были необходимы для подготовки подростка к тому, что во взрослом возрасте ему придется охотиться по ночам, заботиться о своей безопасности и активизироваться именно в это время суток. Так или иначе, но подросткам действительно становится трудно засыпать в девять и даже в десять часов вечера. Если вы спросите у них самих, большинство подростков ответят вам, что самое лучшее для отхода ко сну время – это 11 и 12 часов ночи. Значит, если это слишком поздно для того, чтобы они набрали свои девять-десять часов сна, которые им необходимы, подумайте, что с этим делать: возможно, они могут спать пару часов после обеда.
Если по утрам ваш подросток злится на весь мир, узнайте, не может ли он учиться в школе во вторую смену и высыпаться в первой половине дня. Если это невозможно, то спросите, нельзя ли сделать так, чтобы он поставил себе первыми занятиями те предметы, которые приносят ему удовольствие. (Кому же захочется вставать с кровати и идти на занятия, которые тебе не нравятся?) Расскажите ему о преимуществах дневного сна после школы (однако надо просыпаться не позднее, чем за шесть часов до ночного сна). Пусть подростки спят от души в выходные – не тревожьте их. Да, это значит, что они могут спать до обеда! Если это глубокий сон, то это именно то, что нужно их телу и разуму.
Теперь, когда мы знаем, что делать, чтобы выжить, остается понять, как нам преуспеть в этом
Глубокое дыхание, осознанная внимательность, употребление достаточного количества воды, здоровое питание, спокойный сон – все это является основой нашей жизнедеятельности. Выполняя эти действия сбалансированно и правильно, мы можем выжить. Однако только ли к выживанию мы стремимся? Дает ли это нам что-то еще? Безусловно, да. Мы испытываем удовольствие от жизни, расцветаем. Все это доступно не только нашим детям, но и нам. И все, что для этого нужно, просто прислушаться к тому, что говорит нам мать-природа. Но теперь настало время узнать и о других преимуществах выбранного нами пути. Приготовьтесь открыть в себе «дельфина»!
Глава 6
Игра – наша стихия
В 1920 году британский антрополог Грегори Бейтсон отправился в Папуа – Новую Гвинею изучать живущее там племя байнингов. Прожив с племенем 14 месяцев, он «заскучал» и потерял интерес к своему проекту. Культура байнингов показалась Бейтсону очень приземленной, скудной, она не изобиловала ритуалами инициации, мифами, сказками, легендами, праздниками или религиозными традициями. Все действия байнингов были строго регламентированы, например, все танцы племени строились по четким правилам, которые должны были неукоснительно соблюдаться. Бейтсон уехал из Папуа – Новой Гвинеи разочарованным. Он сделал вывод, что племя байнингов «неизучаемо», поскольку ничего интересного об их жизни сказать невозможно. Также он заметил, что «все их действия ограничены бытом, ежедневной рутинной работой и… поэтому они живут скучной и бесцветной жизнью».
Бейтсон был не единственным антропологом, который пришел к такому заключению. Прошло 40 лет, и Джереми Пул, выпускник факультета антропологии, после года жизни с байнингами, сказал о них то же самое, что и Бейтсон, слово в слово. Невероятно, но именно эта экспедиция вдохновила Пула бросить докторскую диссертацию по антропологии и заняться компьютерными технологиями!
И Бейтсон, и Пул – люди, искренне интересовавшиеся другими культурами, – настолько разочаровались в ходе своих экспедиций, что бросили изучать племя байнингов, придя к выводу, что они исключительно скучны и потому не представляют никакого интереса для других людей и для науки. Тем не менее еще один антрополог, Джейн Фаянс, сумела «услышать» то, о чем байнинги могли бы поведать остальным, а именно: как сильно отсутствие игры влияет на культуру человека. Фаянс обнаружила, что байнинги ассоциируют игру и «детское» поведение с поведением животных. Они верят, что человек ни в коем случае не должен и не обязан проигрывать и демонстрировать любое поведение, которое воспроизводит игру и ассоциируется с игрой, и, следовательно, они делают все, что только могут, чтобы подавить такие действия и в детях, и во взрослых. Их «скудная культура» и «скучная бесцветная жизнь» оказались результатом недостатка игры.
Я могу понять антропологов, испытавших разочарование после общения с теми, кого они приняли за приземленных и скучных людей. Это примерно то же самое, что я испытываю с детьми из «ультратигриных» семей. Я всегда гордилась тем, что способна говорить «с кем угодно о чем угодно», но даже мне неимоверно сложно взаимодействовать с «ультратигрятами» из-за слабого отклика в процессе общения с их стороны. Стюарт Браун, основатель Национального института игры, рассказывал, что он сталкивался с подобным у студентов-второкурсников Стэнфордского университета. На протяжении 12 лет осенью он проводит семинары по игре для второго курса Стэнфорда. Вот что говорит Стюарт об этих студентах и игре:
«Об этих молодых людях можно сказать, что все они талантливые и умные ребята, но так как в последние годы требования к абитуриентам и студентам повысились, у них исчезла способность к самовыражению. Мне кажется, что с каждым годом молодые люди все меньше способны на спонтанное проявление радости. Они настроены на то, чтобы произвести хорошее впечатление на преподавателей. Похоже, что все они, за редким исключением, страдают от хронической игровой депривации, поскольку чрезвычайно загружены и находятся под постоянным давлением (несмотря на то, что они еще дети), и даже не представляют, сколько они теряют в погоне за высокими оценками и успехом».
У людей в любом возрасте игра напрямую связана с развитием префронтальной коры головного мозга – отдела, отвечающего за различение значимой и незначимой информации, за устремленность к цели, за абстрактные понятия, за принятие решений, за отслеживание и организацию наших мыслей и чувств, за планирование будущего и исполнительские функции. Префронтальная кора управляет нашими самыми высокими мыслительными и функциональными уровнями. Эта часть нашего головного мозга сформировалась в течение эволюции позже остальных и по ходу взросления человеческого организма развивается в последнюю очередь. Формирование префронтальной коры полностью заканчивается только в возрасте около 25 лет.
У всех детенышей животных и у наших детей тоже количество времени, проводимого за игрой, тесно связано с развитием и качеством роста мозжечка, в котором содержится больше нейронов, чем в остальных отделах головного мозга. Мозжечок не только отвечает за контроль над моторикой и координацию, но и за внимание и лингвистические процессы. Активная игра стимулирует выработку нейротрофического фактора мозга, который, в свою очередь, стимулирует рост нейронов. Также игра помогает строительству новых нейронных связей. Наше желание играть настолько важно для выживания, что потребность в игре является такой же базовой, как и потребность в еде или сне.
Игра – основной фактор развития четырех навыков CQ: креативности, критического мышления, коммуникабельности и навыков сотрудничества, – которые необходимы нам для того, чтобы быть успешными в XXI веке.
Однако не все игры одинаковы. Мой сын тренируется в футбольной команде и играет каждую неделю почти круглый год. Он носит форму, наколенники, бутсы и бегает по идеально симметричному полю с четкими границами. В этой игре существуют определенные правила, и тренер (а также судья во время матча) четко следует этим правилам и следит за их выполнением. Если на поле происходит конфликт, то все обращаются к тренеру для того, чтобы тот его разрешил, что и происходит, быстро и беспроблемно. Быть частью футбольной команды – это хорошая возможность для моего сына развить качества, необходимые для игры в футбол. Но из-за того, что сама игра по своей природе излишне формализована, она не годится для того, чтобы развивать навыки CQ.